W zawieszeniu

A kiedy zbliza sie jesien
i mgly w lisciach dra swoj zal
Sewastopol nasluchuje sam siebie
w nie zerwanych na balkonach winogronach
kapie ciezarem nie wypitego wina
to co mialo sie wydarzyc lecz zwiedlo
jak niepojeta rzeczywistosc schowana
pod poduszka obszyta sennymi
koronkami do nastepnego dnia.

Мимолетность

а когда приближается осень
и в листьях прячется дремотная печаль
Севастополь слушает невольно сам себя
в тяжелых гроздьях винограда на балконах
томимых тяжестью июльского вина
что ожидалось к сожаленью не случилось
как прежде будничность таится под подушкой
обшитой сонными витыми кружевами
до мимолетности последующего дня

Do przyszlej zony

Bedziesz miala gronostaje i lisy,
kapelusze duze i z blokow,
tylko jeszcie pomysle, poczekam,
tylko jeszcia na chwile odpoczne.
Bedziesz miala w zlotej sukni.
malego pajacyka na sznurku,
tylko jeszcie popatrze, poslucham,
jak sie kloca wroble na podworku.
Bedziesz miala blyszczace lakierki
- male ledwo sie zmieszcza na dloni –
i ogromny sapiacy samochod,
ktory zawiezie nas wszedzie i mgdzie
z sila dwustn koni.

К будущей жене

Знаю, шубка твоя будет из горностаев и лис.
Знаю, шляпке твоей быть увенчанной радужным облаком.
Только дай мне немного подумать, прошу, не спеши,
дай продлить это счастье – минуту беспечного отпуска!

Знаю, золотом лягут на платье твоё кружева,
а на талии – пояс для куколки-марионетки…
Только дай, умоляю, послушать, как в нашем дворе
всё кричат воробьи, всё судачат они неустанно!

Знаю, будут твои лакированные башмачки
и малы, и воздушны – я их умещу на ладони…
И, конечно, ландо у нас будет – куда ж без него? –
и оно далеко увезет нас… А впрочем, не знаю.

Na wiosne

W moim niebie musi pachniec swierkiem,
I rzeka tam szumiec piwinnf.
W moim niebie beda lasy i gory
I ta jedna jedyna, ona
- jak zadna inna.
Zolte swiece w oblokach a na
ziemi wiosna zawiazala woalke firanki
I patrze z wilgotna zrenica
Z usmiechem jedynek kochanki

Na poete, ktoremu pomieszaly sie
i wieczory i poranki.

Весеннее

В моем небе всегда – запах елей
и речные потоки шумят.
В моем небе всегда – лес и горы,
и твой образ, мой друг незабвенный,
что другого найти не дано.

Пусть в заоблачной дали мерцают пасхальные свечи,
на земле же – весна, что волнует в домах занавески,
и ты молча гладишь на меня с потаённым укором,
на меня, потерявшего память, во снах заблудившегося…

Miloszyce

W moim baraku, do ktorego nie wroce,
Jest piec otwarty, popiol sie w nim gniezdzi
I swiatlo zdjelo swa stara koszule,
I nagie, trwoznie garbi sciany sieni.

Kwiatry jabloni, wisni oraz sliwek
Z poduszek rosna zwieszonych na plocie,
A co jest jawa, a co snem nikt nie wie,
Kogut zapije, kura grzebie ziemie, ingor zagulgocze.

I jest tam jeszcze stara okiennica
W mech zanurzona, powietrze i blaski,
Co trzeszczy sucho w plamie slonca
Bezradnie wiszac nad dziurawcem.

Пробуждение

В моем старом бараке, куда я уже не вернусь,
в незакрытой печи – столько лет всё недремлющий пепел,
в неухоженных комнатах властвует сумрачный свет,
и в безлюдье таком застарелой печали не выправить.

Но я вижу – подушки, что сохнут на старом плетне,
прорастают – о чудо! – цветами вишневого сада…
И как будто ожил старый двор, и поют петухи,
но понять, что здесь – явь, а что – снится, увы, невозможно.

Как забыть эти старые ставни, покрытые мхом?
Как забыть эти стены, таящие вечную память?
И к ним тянется стеблем своим золотой зверобой –
словно думает он: всё изменится здесь, всё изменится…

Перевод на русский язык – В.Губанов.


на главную