|
|
|
|
|
|
Марина МАТВЕЕВА
(г. Симферополь) *** – Мамочка, слышишь: кричит ночь, будто ее по глазам бьют… Если б у Бога была Дочь, было бы легче тогда бабью… – Думаешь, милая? Рас- пад жизни на две? Так устрой пир: если б у Господа был Брат, был бы таким же Его мир? – Мамочка, слышишь, я все- рьез: душу не греет мне твой плед… Если б у Господа был пес, он бы нашел тот потерянный след… – Думаешь, милая? О- глох- нешь от попыток найти ответ: если б у Господа был Бог, думал бы Тот, что Его нет? – Мамочка, слышишь: ведь жизнь – пыль! Надо успеть хоть тоску излить… Если б у Бога хоть Кто-то был, мы не умели бы говорить… – Думаешь, милая? Без глаз мир не идет, не глядит без ног. Если б у Бога не было нас, Он бы, пожалуй, и – не Бог. *** Ты помнишь эту молнию над городом? Смотрели мы с седьмого этажа, из той квартиры, где, зарывшись в бороду Всевышнего, мы спали – два мыша в норе без выхода. И смели требовать у стен, зажатых в цепонькой горсти, чтобы щетинки закрывали небо нам, и мы его не видели почти. ...А первую дождинку, слишком нежную для авторского зноя этих дней, вонзившуюся четко, строго между на... Между народами в большой войне. Увидели друг друга – галлы с бриттами, – и любопытство вырвалось из рук: как не познать нам Саваофа бритого, а может, скошенного, будто луг? ...А первый гром, который не встревожил и не бросил в мозг стихийный недосмысл, где выпадали волосинки Божии под лапами пассионарных крыс, и вдруг – последняя... Ох и «кумеден» стал растерянный, курино-мокрый ты, когда почувствовал, что больше негде нам запрятаться от бездной высоты... Попробуй не дрожать всем телом, если нет балкона и седьмого этажа, устойчивого в самом центре треснутой катящейся тарелки. ...Чуть дрожа (ты помнишь: это было? или не было? удерживать ли в сердце? отпустить?), твои ресницы закрывали небо мне, и я его не видела почти... ФОРМАЛИСТИЧЕСКИЙ ИНТЕРБРЕД Интернеты – интернаты беспризорных душ. От зарплаты до расплаты: кукиш, а не куш. Интернеты – интервенты вскроенных голов. На обрывочке френдленты провисает шов между буквою печатной и судьбой самой. Я люблю тебя, мой чатный, неначитный мой… Квадратноголовый даун ластится в глаза… Интер-нет не интер-да, он просто так не за- -лечит, -гладит, -рубит, -травит, -грузит, -ворожит, он потребует управы на самое жи- знеутробные запасы, психовиражи. Милый, ты ль не асьный ас и ты ль не Вечный Жид? Интернет… Из интердевок в интерпацаны… Яблоко для интерЕв от интерСатаны. Он, лукавый интертихрист, предлагает торг, чтоб любить тебя, мой тигр из ru.ua.net.org. Интернеты – интроверты экстравертогра- да. Возлюбленный, поверь, ты – лучшая игра в прятко-салко-догоняло- во по всей сети. Интернеты – инферналы… Господи, прости. *** Ушла в себя луна за дымною стеною. Для будущих гробов качаю колыбель. Зачем тебе страна с гражданскою войною? Зачем тебе любовь ее – да не к тебе? Для будущих могил уже готовы ямы. Чуть досок дострогать, чуть недоплетен кант… Зачем тебе? Беги! Я – Родина? Я – Мама? Мне нужен – ренегат! Мне нужен – эмигрант! Стоишь. В руках – стихи. Протягиваешь руки… О, крылья журавлей, презревших южный путь за широту стихий расейских… на поруки. Вот верности твоей предательская суть. «Я за тебя умру!» А я тебя просила? «Я за тебя…» А я, уставшая вдоветь, из ослабевших рук столь многих отпустила, на стольких подняла изгнанницкую плеть… И вот, стою одна за дымною стеною. Для будущих гробов качаю колыбель. Аз есмь еще – страна! С гражданскою… виною. Еще храню любовь мою – да не к тебе. ЗИМНЯЯ КРИШНЯ Давай, Заратустра, зараза, колись: куда мне пойти, чтоб хоть где-то остаться? Христа, твоего по профессии братца, я слушала долго, но вот разобраться в его письменах не смогла. Будто слизь, сосульки болтаются на бельевых веревках: зима подползла незаметно. И так симметричны, как смыслы в приметах народных, тела круглобоких, монетно- холодных, вонзающих угли под дых чудных идолиц, не готовых прожить и дня, но силком отправляющих память в ту степь, где не знало послушников пламя твое, Заратустра. Безвременный камень его заменял. Высекали ножи сведенные длани, безрадужный зрак. И холод монетный не плавили знои, рожденные долгою сушью степною, которая может быть помнящей Ноя в своей долготе… Заратустра, ты прав: огонь – веселей и теплей, и еще дешевле, душевней, душистей, душнее. Я здесь остаюсь. За стеклом – стекленеет. И скользкие когти слюды, цепенея, скребутся туда, где уже горячо. *** Вначале было Слово. Потом люди поняли, что оно означает. Без привычного запаха никотина невозможно заснуть. Чистота пуста. Воздух – сам кислород, и его невинной неподвижностью комната налита. Эта комната новая мне. Я гостья. И, как гостье, мне лучшее все: и то, что здесь тихо, как полночью на погосте, и хрустально, как в вазе, да без цветов. Накурить и повесить топор над койкой! Может быть, упадет на меня во сне… Воздух – сам кислород, и его так горько пить: его послевкусие свежим «нет» отдает… Пусть хозяева – просто люди завтра ох, пожалеют о том, что я пребывала в их доме!…Когда Иуде были зеркалом воды того ручья, где Учителю все омывали ноги, а потом исцелялись, испив от вод, – он смотрел на себя и делил на слоги слово «нет», созн/давая его исход. Слово «нет» пребывало тогда здорово и не знало, что станет через века прокажённым. …Родимой, кроваво-кровной мерой счастия, взятого напрокат… Слово «нет» пребывало тогда невинно. …И сейчас в этой комнате – свежесть вод, отразивших неровные половины смысла, коим Иуда делил его, отрезая не слоги, а полисемы, распуская значений чумную сеть… …А у Слова толпился народ и немо верил, и исцелялся, чтоб заболеть… *** Белибертристика – это дремучая смесь мира наивного с миром наитий от мира. Есть в ней и истина, ох, и великая есть: в каждом бывают песке жемчуга и сапфиры. Да, не Камю. Здесь вам ками с приставкой Мура. Оную, родный, и пишет. А ты не согласен? Переведи свое «вау» на русский: – Ура! – и закуси им коктейль из разбавленных басен. Басенки и побасёнки – то дети Басё, пусть даже удочеренные им для прикола. В белибердайджесте есть абсолютное всё для забивания в душу роскошного гола с левой ножищи Голема, который к голам так же относится, как твоя мама к индиго. Сколь же спасительно – вдруг, перлюстрируя хлам, в нем находить то, что тянет, пожалуй, на книгу, а не на фигу. Бывает любовный роман – автора будто Вергилий провел сквозь семерку ада. Суровый профессор, заткните фонтан! Непостижимое Вам не взвалить на закорки! Белибер… Да! Вот такая. Но лучше живет, чем золотые плоды Фейербаховых бдений. И умирает легко, как у.битый е.нот, шкуркою чьею ее оплатили рожденье. НАД ТЕЛОМ Почему твоя Настасья, светлый князь, не свенчалась-та с тобою, а ко мне, сластолюбцу и мерзавцу, понеслась, да лежит теперь в кровавой простыне? Да, своим меня она не назвала, но себя моей, рогожинской, – крича во все уши, называла – ай, дела! Не твоею, князь, не розой белой, чай! Потому что пожалеть-то пожалел, да княгинею бы сделал, чай, верно, а чтоб так, как я, да в ноги на коле- ни... когда – а ей бы это и одно во борение и было б со смертёй, что тебя бы кто за сердце пожалей... Чтоб такую, какова она – дитё! – из ее же смрада – кровью бы своей... Чтоб болело не за муки за ее – чтобы сам по ней ты в муках бы лежал... Вот тогда бы было княжее житье: весь бы мир вас поднял, Бог бы вас держал! Я бы мог, да вот не вышел розой бел... Ей мое у – сердье к сердцу не пришлось. Так гляди теперь – я душу проглядел... Да, я спас ее. Как мог. Как мне далось. *** Господи!.. Как он растет – кипарис! – что наконечник копья Святогора… …Сможешь ли, дерзкий поэт-футурист, дать ему слово? А в слове – опору? …Буря грозит иступить остриё, злобно ломая зеленое тело… Господи!.. Это – само не свое!.. И не поэтово дерзкое дело. «Юноша бледный», готовый на риск словораспила для мозгопрогрева, видишь ли, «кипа», «пари» или «рис» – тоже слова. Но дрова, а не древо. Верю в тебя. Ты талантлив, речист – Смело влезай на сверхумную гору! …Боже!.. Как рвется, крича, кипарис из-под земли!.. …словно дух Святогора… ДНЕПРОПЕТРОВСКИЙ СТИШ Сердце пишет без анжамбеманов, Звукописей, вычурных метафор. Видишь, вышел месяц из тумана, Вынул ножик и коробку штампов: «Я тебя люблю, завяли розги, Гаснут свечи, небо озвездело…» Вышел месяц над Днепропетровском, Ножиком своим меня разделал. Я твое сокровище с кровищей! Что еще бывает сокровенней? …Соловей-Разбойник в поле свищет (у него сегодня день рожденья): «…Ах, труба-малина-вписка-ксива! Дзен-буддильник, хари Растафари!..» Если сердце говорит красиво, Значит, это мозг его пиарит! «Сядем в поезд и поедем в Симф мы, Он уже чуть-чуть – и будет рядом…» Если сердцу удаются рифмы, Значит, у него еще порядок. Редкий птыц от Крыма до Днепрухи В клюве донесет мою мессагу: «Если сердце пребывает в духе, То и духу в сердце джага-джага» А вот если в стиш пришел Пелевин И запел – тогда беда большая: Это значит, сердце пишет левой Пяткой, и она теперь решает! …А у Соловья – водяры – роскошь! Жаль, не перепить ему Илюшу!.. Ой, ты гой еси, днепропетровский Соловей, верни мне в кочки душу, Ибо пишет вона по-каковски! Без фрейдячьих суперэгоидов. Не был дядя Фрейд в Днепропетровске – Потому и жил на мир с обидой. на главную |
