В краю, где обычные рамки тесны,
Где чаек пронзителен крик,
К древесному богу кривые стволы
Вздымает невзрачный реликт.
Ликует душа на тугом сквозняке,
Трепещет сухая трава.
И с морем общается накоротке
Свободная суть естества.
Капризы природы едины для всех.
Долой опостылевший быт.
Здесь правилом жизни становится грех,
Вполне безобидный на вид.
В затерянный мир, не боясь перемен,
Вступает нагой человек.
Античные боги под вопли сирен
Поспешно спускают ковчег.
Соитие трёх чужеродных пространств
Ложится в основу угла.
Удобен покой ритуальных убранств
Из камня, воды и тепла.
И хочется крикнуть: «Божественный Крым,
Пусть вечностью станет момент!
А местом, где сладок отечества дым,
Пусть будет всегда Фиолент!»



***

Больница… Сад, забытый Богом…
Густые тени в полный рост…
Из сада пыльная дорога
Выводит прямо на погост…
Кружит в высоком небе птица.
Таких давно в природе нет.
А может, это смерть рядится
В неё, чтобы запутать след?
На всём лежит печать подобья.
Никто ни в чём не виноват.
А жребий, глядя исподлобья,
Нас выбирает наугад.



***

До чего на свете всё непросто.
Где-то между альфой и омегой
Медленно дрейфует полуостров
На манер библейского ковчега.
Верно, Крым у Бога на примете.
Летний день, охваченный пожаром,
Плавно переходит в тихий вечер.
Свечи зажигают в доме старом.
Время хладнокровно, как индеец,
На копьё нанизывает числа.
И неловко зацепился месяц
Краем за верхушку кипариса.
Ветер надувает занавеску.
Женщина мораль читает мужу.
А рыбак натягивает леску,
Подсекая собственную душу.
О края навек застывшей лавы
Бьётся море с монотонным гулом.
Время поработало на славу,
Стёсывая каменные скулы.
Всяк своё обязан помнить место.
Голос обретает силу в хоре.
Ничего не выбросить из текста –
Ни травы, ни берега, ни моря…



***

Пейзаж городской без названья.
Народное наше кино.
Здесь люди простецкого званья
По праздникам пили вино.
И лица их не были праздными.
В глазах – сопричастности свет.
Эх, дебри мои непролазные,
До боли знакомый сюжет.
И моря, и воздуха щедро,
А жизнь добавляет свинца.
И слышится в общем крещендо
Отчётливо голос отца.
И видятся сны из былого,
Немые, бесцветные сны…
Встаю в половине седьмого
С отчётливым чувством вины.
От прошлого некуда деться.
Люблю, вспоминаю, боюсь…
С привычками раннего детства
Храню нерушимый союз.



ПО ПАМЯТИ

А это что? Знакомый мир.
Сажень от края и до края,
Где муха сонная летает
И пахнет детством рыбий жир,
Где без движенья много лет
Пылятся жалкие пожитки.
Здесь, приглашая на обед,
Сочтут заранее убытки.
Здесь веруют в бесплатный сыр
Вне мышеловки только мыши.
Отсюда этажом повыше
Ушёл намедни Мойдодыр.
Здесь дремлют зрение и слух.
А солнца луч похож на шпагу.
Здесь время переводит дух,
А я перевожу бумагу.



ЛИЕПАЯ

Я вспоминаю тихий край
Без сожаленья и тревоги.
С утра в столовке бледный чай
Для самых сирых и убогих.
Кудахчут ржавые суда
В порту, как куры на насесте.
Глухой проулок. Мне сюда.
Потёмки прячутся в подъезде.
На крыше чайки мнут бока.
Господь их налепил в азарте.
И в сером небе облака,
Которых нет на школьной карте.
И чёрной точкой – ястребок.
Вот он сместился к центру круга,
Как будто времени поток
Спираль закручивает туго.
На море медленный прилив –
Шаг первый к новому потопу.
И человек к окну прилип
В квартире с видом на Европу.



ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Кладбище тянулось вдоль дороги.
На могилах сорная трава.
Боже, как привольны и широки
Наших обстоятельств кружева.
Тихо как. Ни звука, ни рыданья.
Это время ставит нам заслон.
Схваченный процессом умиранья
Воздух превращается в бетон.
Было всё: и скорые поминки,
Скрипки плач и скорбные слова,
Будто бы в последнем поединке,
Всё сошлось, не ведая родства.
Может, оттого, что мы стареем,
Всё бесцеремонней с нами смерть.
Ей бы поучиться у евреев
Древнему умению терпеть.
Всё одно – хвальба или наветы.
Словно волны, бьются о причал
Жизни бесконечные сюжеты,
Смерти нескончаемый вокал.



ЗНОЙ

Орёл кружит над головой.
Горячий ветер гонит пыль.
Чтоб описать июльский зной,
Особый требуется стиль.
Он точен должен быть и прост,
И ясен, как младенца взгляд,
Чтоб рядом положить на холст
Сухую степь и звон цикад,
Слова молитвы о дожде
И очертанья близких гор,
И обстановку, как в суде,
Когда читают приговор,
И моря блеск, и этот дух
Полыни вкупе с чабрецом,
И чувство, будто всё вокруг –
Оазис в космосе пустом,
И сердце в паутине уз,
И разность лет, и сумму мест,
Где обречён нести свой груз,
Ну а случится – то и крест…



ЗАРИСОВКА

Обстановка выглядит земной.
Птицы что-то ботают по фене.
В уцелевшей с тех времён пивной
Водка и холодные пельмени.
Сумрачно и сыро, как на дне.
Кстати, как внутри, так и снаружи.
В каждом пребывающем извне
Чудится ходок по наши души.
Здесь, какой ни есть, а всё же кров.
Правда, с заполнением негусто.
Слитное звучанье голосов
Вызывает двойственное чувство.
За спиной то плачут, то поют,
То бранятся нарочито грубо.
До краёв наполненный сосуд
Как магнит притягивает губы.
А какой привычной стала ложь.
Даже те, кто в длительной завязке,
На вопрос дежурный «Как живёшь?»
Страшные рассказывают сказки.
Поверху слоится сизый дым,
А под ним, как злой упрёк юннатам,
Плачет вечно пьяный херувим,
Маясь принадлежностью к пернатым…



***

В. Ингерову

Нам ведать не дано, откуда кто приходит,
Тем более – куда людей уводит смерть.
Вопросов миллион. И всё в таком же роде.
Но как далёк от нас единственный эксперт.
Познания процесс захватывает очень.
Ты всё готов отдать за правильный ответ.
Бегут из-под пера тугие петли строчек.
И время сохранит души неясный след.
В отечестве давно пророков перебили.
Что характерно, все голосовали «за».
Мы сэкономили на качестве и стиле,
Сливая в общий хор родные голоса.
Ещё один ушёл, плацдарм не подготовив.
Он тоже без конца вопросы задавал.
За это, может, смерть, поймав его на слове,
Чтоб не надоедал, сразила наповал…


на главную